«Дюнкерк» — фильм о войне, который нужно смотреть именно сегодняшнему человеку, именно сейчас.
Я не понимаю тех, кто не находит в этой картине старого доброго Нолана. А что такое Нолан? Фантастика для умных? Фирменная атмосфера? Картинка? Нет, это не главное.
Главное — человек.
Дар и метод Нолана — приблизить нас к герою до слияния с ним. Все его картины — «из первого лица», из шкуры человека, загнанного на невероятную дорогу, которую нужно пройти, полагаясь на свои слабые (а не суперменские) ноги и руки, свое простое сердце. Герой испытывается соприкосновением с немыслимым миром, — жестоким, злым к этому человеку. Своей слабой волей человек должен укротить разыгравшийся мир, чтобы жить дальше.
На фоне «Дюнкерка» предыдущие картины — «Начало» и «Интерстеллар» — смотрятся как метафоры главной темы: в «Начале» иносказание почти чрезмерно, в «Интерстелларе» более сдержанно, а «Дюнкерк» говорит с нами размеренно и прямо.
1940 год. Беззащитных людей, скопившихся на пляже Дюнкерка, как на ровном блюде, избивает с воздуха невидимый враг. Их гражданство — жизнь, их миссия — выжить. Атмосфера фильма — это чуткая юность, накрываемая безобразием смерти. Герои фильма — мальчишки. Они солдаты, они отважны, они не из пугливых, автор не поколеблет их неуместной жалостью, но все в них человеческое, даже сила, даже жертва, и — живостью своей отрицающее войну. Стиль исполнения идеальный. В «Дюнкерке» нет ни одного сентиментального пароксизма, ни одного безвкусного контраста. Побеждает не сила подвига и не адская мощь зла, а неясная и слабая, и в то же время неотступная сила жизни.
По этой причине фильм сделан цельным, он исполнен строя и гармонии. Это тоже особенность взгляда Нолана. Мир в его картинах пребывает в чудовищной гармонии. Это цельность литого стекла — непроницаемая, твердая, почти чужая. Скрепляет эту цельность звук. От начала до конца музыка фильма — это гудение в ушах оглушенного взрывом человека (героя, зрителя), сквозь которое пробивается то ли стук сердца, то ли стук моторов, тянущих эту войну вперед, по ее неумолимой колее.
Смерть Нолан изображает деликатно, ему не нужны кровавые ужасы. Он вообще не старается создать ужас. Точно очерченная форма войны заполняется им сама.
Взгляд Нолана на драму Дюнкерка — это взгляд изнутри события — ты попадаешь под обстрел, тонешь, падаешь вместе с героями. Но эффект присутствия не нов для такого кино. Удача фильма в том, что одновременно мы видим события и со стороны, — в крепко связанном повествовании, в цвете, форме, сдержанной подаче сюжета… Это очень важно.
Это взгляд потомков, место для нас.
Для тех, кто должен хорошо представлять себе войну, ее пустую и острую форму, которая всегда, как колодец водой, заполняется ужасом.
